И улыбка, и интрига (С Литературной гостиной)

В минувший понедельник встреча в Литературной гостиной была посвящена двум замечательный поэтам – мужу и жене, Семёну Липкину и Инне Лиснянской.

Оба прожили трудную жизнь, оба были признаны крупнейшими поэтами. Инна Лиснянская умерла не очень давно в Хайфе, где живёт её дочь – писательница Елена Макарова.


Было несколько «новеньких». Анатолий репатриировался из Москвы, Дмитрий – из Херсона. Анатолий сообщил при знакомстве, что всегда рад общению с людьми, любящими литературу. И прочитал стихи Марины Цветаевой:

САД
За этот ад,
За этот бред,
Пошли мне сад
На старость лет.

На старость лет,
На старость бед:
Рабочих — лет,
Горбатых — лет…

На старость лет
Собачьих — клад:
Горячих лет —
Прохладный сад…

А Дмитрий из Херсона  вызвал добрые улыбки у слушателей «макароническими» стихами, где его лирический герой с долей самоиронии делится своими неуспехами в изучении иврита.

И высказал сожаление, что он по понедельникам часто занят в клубе в Гиват Раме, где играет на мандолине, читает стихи и общается с приятными ему людьми. Но и Гостиную при возможности пообещал не забывать.
Валерий Блехер зачитал своё стихотворение, посвященное празднику Хануки, в дни которой проходила встреча.

Иронические стихи Бориса Шапиро изрядно насмешили публику.

Со смешным рассказом выступил и Александр Хатомлянский.

И затаив дыхание слушали присутствующие рассказ в прошлом военного хирурга, полковника в отставке, несколько лет бывшего врачом футбольной команды «Спартак» Владимира Флеккеля.

Рассказ, в котором есть и детективная интрига, и ирония.

Мы этот рассказ сегодня публикуем ниже.

Фото редакции

——————————
1-1-2

Фоторепортажи на нашей странице Новости Кармиэля на Фeйсбуке

—————————————————————————————————————

Владимир ФЛЕККЕЛЬ

БАХЧА

Приехать порыбачить меня давно звал дальний родственник, служивший военкомом в одном из южных городов, но все было как-то не досуг, то одно, то другое.

Я отлично понимал, что предложение очень заманчивое: возможности военкома на периферии резко расширяют горизонты этого, и без того приятного, мероприятия. Сидеть с удочкой не просто на берегу реки, а в заповедных, богатой рыбой, местах, куда обычному горожанину доступ запрещен — редкое удовольствие.

Мой родственник звонил часто, каждый раз добавляя что-нибудь новое к обещанным благам.

В моем распоряжении, кроме мест, где рыбе будет просто приказано клевать, уже были быстроходный катер, палатка с полным комплектом всего необходимого скарба и рыбацкого снаряжения, «УАЗ» у порога и даже рация для связи с городом. Устоять было невозможно, и я поездом, в котором было проще умереть от жары и духоты, чем доехать до места назначения, отправился в гости к Семену.

Палатку мы поставили на высоком, хорошо продуваемом берегу реки, чтобы ветер был нашим союзником в малоперспективной борьбе с комаром.

Сзади нас, за полосой кустарника на многие километры раскинулась колхозная бахча, охраняемая вооруженным стариком, который не замедлил явиться, наглядно демонстрируя нам, кто хозяин в этих местах, и как контролируется ситуация.

Официальная часть встречи ограничилась легким ужином, и на следующее утро мы уже плыли к месту нашей рыбалки. Все свои обещания Семен выполнил полностью, и мне предстояли незабываемые три недели наслаждения таинством рыбной ловли, тишиной, покоем и общением с природой.

Каждый день, после утренней зорьки с удочкой, на катере отправлялся вниз, в дельту этой красивой и полноводной реки, исследуя многочисленные протоки. За короткое время успел познакомиться и с огромной армией браконьеров, и работниками рыбоохраны.

Семён бывал наездами, как правило, появлялся вечером и уезжал утром, редко задерживаясь на день, служба требовала его присутствия в городе. Но однажды он вернулся через полчаса, очень взволнованный:
— Вовка, давай собирайся скорее, поедем со мной.

Кто-то подрезал старика-сторожа. Лежит в своем шалаше, весь в кровище, в больницу ехать отказывается категорически. Посмотри его, может, чем поможешь.

Схватив медицинскую сумку, без которой я никуда никогда не ездил, запрыгнул в «УАЗ».

Эту сумку мне подарил отец, которому, в свою очередь, она досталась от американского врача, прилетавшего во время войны на аэродром под Полтавой.

«Летающие крепости » союзников поднимались в воздух в Англии, или Италии, бомбили объекты в Европе и садились на аэродроме, где врачом полка штурмовой авиации служил мой отец. Эта сумка была идеально скомпонована. С помощью всего того, что было у нее внутри, можно было оказать любую помощь по жизненным показаниям.

Приехали довольно быстро. Шалаш сторожа находился всего в паре километров от нашего лагеря. Старик, бледный от потери крови, лежал на матрасе, прижимая к левому боку окровавленные тряпки.

Я осмотрел его. Левый бок был глубоко распорот чем-то очень острым — либо ножом, либо косой. Был виден тонкий слой подкожно-жировой клетчатки и кровоточащая, хорошо выраженная мышечная ткань.

Старик был сухой и жилистый. Сложность ситуации заключалась в том, что на теле было еще несколько колотых ран в области живота. Проникает ли большая резаная рана в брюшную полость, я смог бы проверить при её ушивании. А ответ на вопрос, проникли ли колотые раны в живот, могло дать только время и наблюдение за пострадавшим. Конечно, его желательно было доставить в больницу.

Я объяснил ситуацию старику, но тот твердо стоял на своем.

— Я уже говорил Семёну, что никуда не поеду, Если вы, доктор, сможете чем-нибудь помочь мне здесь, в ноги поклонюсь, коли поправлюсь, нет – спасибо, что приехали и осмотрели. И никакой милиции, Семён!
Было абсолютно ясно, что старик прикрывает кого-то из знакомых, или даже из родни. А может, кого-то боялся. Ну, да бог ему судья. Надо было приниматься за дело.

— Поступим так, я здесь останусь и сделаю всё, что смогу, после чего понаблюдаю за Вами пару дней. Если у меня возникнут малейшие подозрения, что в животе назревает катастрофа, хотите вы того, или нет, отвезу в больницу, даже, если мне придется применить для этого силу. Устраивает такой вариант?

Старик долго смотрел на меня, потом утвердительно кивнул.

— Сеня, а ты поезжай в город, зайди в любую аптеку и купи 3-4 флакона физиологического раствора и столько же одноразовых систем для внутривенного вливания. Если сможешь, приезжай сам, нет — пришли с кем-нибудь, но сразу же. Давай, двигай и не задерживайся в пути.

Да, чуть не забыл, купи еще одну ампулу противостолбнячной сыворотки и, какой у них есть, антибиотик в таблетках. Как величают-то?

— Петром Николаевичем. Можно просто Петром. А Вас?
— Владимиром Александровичем. Можно просто Володей. А теперь скажите, где можно прокипятить вот эту коробочку?

Я извлёк из своей чудесной сумки портативный стерилизатор с небольшим набором хирургических инструментов. Сколько раз эта сумка, уложенная чьими-то заботливыми руками несколько десятилетий назад, приходила на помощь мне и пациентам в самых неподходящих условиях?

Она была со мной со дня получения диплома врача, прошла Крайний Север и сибирскую тайгу, путешествовала всеми видами транспорта, жила в теплых городских квартирах со всеми удобствами и холодной, заносимой пургой палатке, видела убогость жизни в российской глубинке и абсолютный комфорт заграничных отелей. Мы с ней никогда не расставались.

Её закрома постоянно пополнялись всем тем новым, что появлялось со временем – одноразовыми шприцами, стерильными упаковками шовного материала, перевязочными средствами и хирургическими перчатками.
— За шалашом сзади летняя кухня, там сложена маленькая печка. Я думаю, что угли еще тлеют. Подбросьте сначала сухой травы, а потом ветки.
Петр Николаевич был прав, угли ещё тлели, и оживить огонь было не сложно. Добавив в стерилизатор из отдельной упаковки, свернутой, как рулет, иглодержатель, пинцет и пару кровоостанавливающих зажимов, поставил его на печку. Рядом водрузил чайник.
— Сейчас чай пить будем. Я – кружку, вы – несколько. Вам надо много жидкости. Когда Семён привезет растворы, эту пытку чаем прекратим.
— Эко, чем напугал. Я – водохлёб, чаи могу гонять сутками. Наливай!
— Петр Николаевич, хочу предупредить. Не уверен, что обезболивания у меня достаточно, поэтому могут возникнуть моменты, когда почувствуете боль. Придется потерпеть.

— Потерплю, не волнуйтесь, вам не помешаю. Начинайте, доктор, в добрый час.

Лидокаина, на самом деле, было маловато. Тем не менее, удалось довольно тщательно проверить дно раны, убедиться, что проникновения в брюшную полость нет, и послойно ушить. Накинув по стежку на колотые раны, наложил повязки. Теперь осталось уповать на бога.

Петр Николаевич расслабился, успокоился и задремал. Я вышел на бахчу, срезал понравившийся мне арбуз и сел невдалеке лакомиться. Но арбуз не содержал даже следов сахара. Надо же, среди моря великолепных астраханских арбузов я сумел найти единственный невкусный.

Кстати, такое «умение» выбирать арбузы я сохранил на всю жизнь. Но особенно не расстраивался. Сидел посреди бескрайней бахчи, давился несладким арбузом и утешался воспоминаниями о случае, еще более нелепом, но тоже связанным с арбузами.

Будучи ещё слушателем Военно-Медицинской Академии, как-то отдыхал с двумя своими приятелями в военном Доме отдыха в Эшерах, рядом с Сухуми. Бог был к нам милостив, и буквально в первый или во второй день познакомил с тремя девушками, совершенно очаровательными созданиями.

В один из вечеров они согласились прийти в нашу комнату на ужин. Мы всё приготовили, и вечер прошёл блестяще. Стоя на балконе, одна девушка спросила, указывая рукой вниз и сторону:

— А что там такое?
— Это маленькая бахча в соседском саду.
— Ой, как мне хочется арбуз!
— Будет тебе арбуз, пусть только стемнеет.

Надеюсь, дорогие читатели, вы уже поняли, кому принадлежали последние слова. На юге темнеет быстро и фундаментально. В стороне от фонаря, если на небе нет луны, не видно ничего. Я разделся до пояса и отправился на подвиги, заранее с балкона наметив себе маршрут.

— Только выбери покрупнее.

Чтобы проникнуть в чужой сад, надо было преодолеть два забора, один — Дома отдыха, второй – хозяина бахчи. Тот, кто бывал на юге, знает различия в зеленых насаждениях средней полосы и теплых краев. Почти все, без исключения, южные кустарники имеет шипы.

Продираться сквозь них, или под ними – дело непростое и в дневное время, когда ты все видишь, а уж ночью! Но я пробился.

Ощупью стал выбирать арбуз покрупнее и спелее. Зубами перегрыз «пуповину», и, весь в предвкушении награды, поволок эту огромную ягоду обратно через тернии.

Когда, щурясь от яркого света, я из темноты вошел в нашу комнату, то напоминал воина, вернувшегося из сабельной сечи. В поту, грязи и крови. Завершала эту величественную картину… огромная тыква, которую я держал на вытянутых руках. Этот эпизод очень сблизил нас всех и значительно сократил дорогу к цели, во всяком случае, для меня.

Во второй половине дня вернулся Семён и привёз всё необходимое для лечения нашего страдальца. Приделав капельницу к крыше шалаша, стал наполнять старика жидкостью. Петр Николаевич оказался очень крепким и волевым. Уже вечером он встал и вышел наружу.

Нашёл оставшуюся часть моего арбуза и всё понял.

— Когда живёшь на бахче, надо есть вот такие арбузы, — он указал пальцем на совсем не примечательную особь, — Бери его. Теперь двумя руками тресни его о свою коленку. Только сядь так, чтобы мякоть не упала на землю. Ешь только серединку, остальное выброси.

Мы в здешних краях поступаем только так.

Уверен, что он лукавил. Я сам видел в ямке около летней кухни, куда он сбрасывал и закапывал остатки пищи, аккуратно нарезанные ножом корки арбуза. Это ему хотелось как-то выразить мне свою благодарность.

Конечно, вышеизложенным способом он тоже пользуется, но, скорее всего, тогда, когда к нему на колени взбирается внук и просит у деда арбузика. Человек, работающий на земле, всегда с уважением относится к продукту своего труда.

— Доктор, как я понимаю, вместо капельницы можно лишний арбуз съесть?

Он всё понимал правильно и быстро поправлялся. Два дня, что я прожил с ним в шалаше, я часто потом вспоминал.

Прошедший две войны и переживший все прелести советского строя, он ни на кого не озлобился и добросовестно выполнял все те нехитрые обязанности, что возложила на него колхозная община.
Семён с первого же дня перевёл и доктора, и его пациента на «кремлёвский» паёк.

Видимо, он смотрел кинокартину «Граф Калиостро», хорошо её запомнил, и слова, произнесённые Броневым: «Если доктор сыт, то и больному легче», воспринял, именно так, как следовало.

Мы много говорили с Петром Николаевичем на разные темы, даже о чем-то спорили, и было очень интересно слушать мнение человека, живущего вдали от больших городов, средств массовой информации и не получившего никакого образования.

Он любил философствовать о «целях в жизни и величии Вселенной», забираясь, порой, так глубоко в лабиринт своих мыслей, что дороги назад не находил. Тогда он просто прерывал рассуждения каким-нибудь житейским советом:

— Арбуз не надо давить двумя руками, делая вид, что слышишь, как он издает какие-то звуки. Ерунда все это. Просто внимательно посмотри на отросток, связывающий его с растением. Если хоть в одном месте он пересох на всю глубину, значит готов к употреблению.

Ни лучше, ни спелее, ни слаще он не станет. Если на разрезе он окажется не такой, как ты ожидаешь, то арбуз не виноват. Это просто тебе продали кормовой сорт.

С тех пор прошло много лет, но иногда в памяти возникают картины тёплой южной ночи, алмазные россыпи звёзд на чёрном бархате неба, огоньки наших сигарет и тихий неторопливый говор старика.

Последний раз я вспомнил о нём, буквально, на днях, когда в ожидании гостей меня послали на рынок купить большой арбуз.

Помня все наставления Петра Николаевича, я внимательно изучил хвостик, нашёл самый сухой и принёс домой. В соответствующий момент десерт был подан на стол и торжественно разрезан.

Арбуз был не виноват.

Check Also

Новый руководитель Музея

Николай Ходосов прислал в редакцию фотографии с изображениями жителей города разного возраста и разного периода. …

  • RSS