Аркадий Тигай — сценарист «Окна в Париж» в киноклубе

ЧЕРЕЗ ОКНО — С САМИМ СОБОЙ НА ВСТРЕЧУ

Когда Игорь Шприц пригласил меня посмотреть фильм «Окно в Париж», грешным делом, я хотел отказаться: я уже столько раз смотрел этот фильм, что пора бы и остановиться. Однако я еще ни разу не видел Игоря в качестве ведущего регулярного киновечера, которые происходят каждый второй четверг в «Бейт оле» (в помещении Дворца культуры Гейхал-а-Тарбут).

Игорь Шприц — известный петербургский кинодеятель, талантливый сценарист, неплохой писатель и известный яхтсмен, поэтому того стоило, чтобы сходить хотя бы ради самого ведущего.

— Я пригласил выступить Аркадия Тигая, он сценарист этого фильма, — добавил Игорь и тем самым отмел последние мои колебания.

Зеленый и уютный Кармиэль немного неожиданно оказался также пристанищем известных деятелей петербургской культуры.

Аркадий Тигай работал с режиссерами Трегубовичем, Татарским, Арановичем, Аксеновым, Месхиевым. был вторым режиссером у Игоря Масленникова на фильмах «Зимняя
вишня» и «Шерлок Холмс», он снял фильм «Лох-повелитель воды» с Сергеем Курехиным в главной роли.

Самый большой успех Аркадий Тигай имел как сценарист двух известнейших комедий: «Джек Восьмеркин — американец» и «Окно в Париж», где режиссером выступил Юрий Мамин.

Перед показом Аркадий Тигай рассказал об истории создания самого фильма, вспомнил о множестве мелочей киножизни, которые невозможно пересказать в заметке, и которые живут именно при живом повествовании, воссоздавая неповторимую атмосферу петербургской культуры.

«Окно в Париж» — это не только окно из угрюмого перестроечного Петербурга в весенний, наполненный солнцем, птичьим пением и уличной музыкой Париж, это еще и «просто окно».

Поэтому в парижские гости россиянам — героям фильма приходится лазать через окно, создавая множество гротескных ситуаций.

Мне казалось, что я знаю этот фильм наизусть, однако я заново открывал пропущенные прежде детали, я поражался тому, как профессионально фабула фильма сплетала пресловутые «петелька-крючочек» в мотивировке поступков героев, как целый ряд гротескных цен оказывался одновременно комичен и трагичен, смотря по тому, какой угол зрения выбираешь.

После фильма Аркадия Тигая держали вопросами еще добрый час.

У меня тоже был вопрос, он возник давно, уже при первом просмотре картины. Смотревшие фильм помнят, что в конце учитель устраивает своим ученикам экскурсию в Париж — прямо сквозь волшебное окно в своей комнате. Дети очарованы атмосферой Парижа, его духом свободы и отказываются вернуться в мрачный Петербург 1992 года.

Учителю приходится употребить не самые достойные приемы и даже прямую власть, чтобы заставить детей вернуться. Вопрос, который годы меня преследовал, был таков: если бы сценарист писал этот сценарий не в России, если бы он не должен был следовать патриотическим лекалам, мог бы он написать иначе — что все счастливо остаются в свободном Париже?

Аркадий Тигай грустно посмотрел на меня, ответ его был мудр и звучал примерно так:

— Я старался следовать правде жизни. А она состоит в том, что в реальности никто не позволил бы детям остаться. Однако гротескная концовка фильма, когда герои с отбойными молотками снова пробивают себе в петербургской стене лаз в Париж, — это ведь как раз о том, что в русском человеке тяга к свободе неиссякаема.

И вправду, какие странные отношения российского человека со свободой! Уже триста лет россияне восхищаются «окном в Европу», который им прорубил Петр 1. Это окно то приотворяют пошире, то пытаются прикрыть, как нынче, пугая западной заразой.

Однако достроить к окну также и удобный ход, чтобы зажить с Европой по-соседски, дверь в дверь, россияне так и не удосужились. Поэтому в гости в «свободный мир» идут не прямым и открытым путем, а с оглядкой, исподтишка, «через окно».

Когда идешь в гости не как равный, через дверь, а через окно, как тать, то и живешь, как воруешь. Соседская свобода начинает «жать в шагу», как выразился Маяковский, примеряя рубашки в парижском, кстати, магазине. Поэтому и российский человек вообще, и герои фильма, в частности, неуютно себя чувствуют на свободе.

Тем поразительнее страсть, с которой они рвутся к этой свободе. Порыв на свободу для многих людей, воспитанных в русской культуре, становится главным содержанием их жизни, их страстью, их предназначением.

Но как же беспомощны, гротескны, неуклюжи они становятся, когда стена рушится и они обнаруживают себя на свободе. До чего им неуютно на свободе!

Колесо судьбы иногда таких людей возвращает в тот мир, из которого они недавно так счастливо бежали, и тогда они снова попадают в свою «зону комфорта». А что это за зона? Это тюрьма, из которой ты роешь подкоп на свободу. Как же ты счастлив, когда ногтями вгрызаешься в кирпичную вкладку, когда приближаешь себе волю — миллиметр за миллиметром! Но горе тебе, русский человек, когда отпадет последний кирпич и вокруг воссияет воля!

Дело не только в том, что теперь неизвестно, как добыть пропитание и где преклонить голову. Дело в том, ушел смысл из жизни. Наверно, это не чисто русская болезнь. Вот, Сартр тоже говорил, что «республиканцу нечего делать в республике». То есть, движение важнее цели. Правда, я подозреваю, что Сартр говорил не от лица своих соотечественников, а от собственного лица.

Но «Окно в Париж» — это от имени многих, и от моего имени, конечно, тоже. Как и многие мои прежние соотечественники, я чувствую себя приговоренным, как Сизиф, снова и снова вкатывать, так сказать, камень освобождения на вершину и втайне радоваться, когда он скатывается вниз: значит, мое любимое занятие еще при мне.

Игорь Жордан
Фото автора

Фоторепортажи смотрите на нашей странице Новости Кармиэля на Фeйсбуке