Киев бомбили, нам сообщили…

Какое-то время назад у меня зазвонил телефон.

– Здравствуйте, – услыхал я незнакомый женский голос. – Меня зовут Софа Цимберг. Вы знаете, что я вас держала на руках, когда мы из осаждённого Киева выбирались на лошадях?

Фамилию эту я часто слышал в рассказах мамы.

Тут уж я чуть ли не закричал:

– Софа,  Цимберг?! Где же вы сейчас?

– Я живу в Хайфе, на улице Алленби. Иногда вас слышу по радио, но всё не решалась позвонить. Приезжайте.

Надо ли говорить, что мы с женой в ближайшую же субботу отправились в гости.

Получится очень длинный рассказ, если описать всё, о чём в тот вечер было переговорено.

Мы сидели, листали альбомы.

И перед моими глазами всё, о чём Софа рассказывала, всплывало так, как будто это были мои собственные воспоминания.

Что говорить, у каждого, пережившего те годы, своя история. Я позволил себе упомянуть нашу только в связи с тем, что она совпала по времени с днями, когда все мы вспоминаем ту войну, которая стала отсчетом жизни для моего поколения.

Я и не знал, что таким экзотическим способом — на лошадях был вывезен и Киева и не оказался среди тех, кто отправился спустя два месяца страшной дорогой в Бабий Яр.

Обоз, который снарядили из «Сахаролеса», где работал мой отец и отец Софы, выехал ночью с Подола и добрался только до Борисполя. А ночью началась бомбёжка. Все попрятались в погребе хозяйки, которая пустила беженцев ночевать.

А утром, говорит Софа, ваша и наша семья на двух повозках отправились в сторону хутора Михайловского.

Добрались до Бахмача. Там стоял эшелон с ранеными, а на соседних путях — эшелон со снарядами.

Ночью был налёт, и одна из бомб угодила в вагон со снарядами.

Боже, что тут началось! Снаряды рвались и вагоны разлетались, пылая. Кромешный ад.

Мама с вами спряталась под телегу. Сверху немцы из пулемёта пытались попасть по лошадям.

– И тут такое дело, – продолжала Софа. – Ещё в Киеве перед отъездом меня укусила собака. Вообще-то она невредная была. Но в то время у неё родились щенки, и она бросилась на меня, защищая их. Нога начала гноиться. Когда мы добрались до Михайловского, мама зашла в столовую попросить, может у них есть кусочек бинта. И как раз в этот момент началась бомбёжка.

Нас спасло то, что мы не были рядом с рвущимся на куски эшелоном.

Потом была у нас ещё одна остановка.

Мы думали даже там обосноваться. Но пошёл слух, что немцы высадили поблизости десант и надо спешить. На станции как раз формировался эшелон, и мы надеялись на него успеть. Но когда мы примчались на вокзал, эшелон уже ушел. Как потом мы узнали, на наше счастье и на горе тех, кто на него успел.

Тот эшелон попал под бомбежку и все погибли.

А мы в поисках возможности выбраться набрели на автоколонну полуторок.

Машины прибыли из Тулы с грузов снарядов. И возвращались назад порожняком.

Помню даже фамилию начальника колонны – капитан Крючков.

Почему запомнилась? Ваша старшая сестра Ата была очень красивая девушка.

Капитан стал оказывать ей знаки внимания, «интересничал», говорил, что он брат артиста Николая Крючкова. Это потом мы узнали, что у артиста Крючкова брата вообще не было.

Но мы близко познакомились. Капитан взял две наши семьи и две семьи лётчиков, ожидавших отправки в тыл.

На фото я со своей старшей сестрой Атой (1944 г.)

А у капитана этого Крючкова оказалась язва. И ваша мама, Лёня, подкармливала его бульоном, который варила на костре во время привалов.

Вокруг бродили коровы со вздутыми животами. Ехать было тревожно.

Неизвестно было где наши, где враги.

Но, как говорится, всякое было — и смех, и грех. Мы, малышня, открыли бочку с патокой, которую захватили по дороге наши родители. И вымазали этой патокой мешок с солдатской формой. Капитан Крючков страшно разозлился и высадил всех «пассажиров».

Потом был товарняк с эвакуированными. Набилось в него народу видимо-невидимо. Ехали стоя.

Ночью кричат: «Выгружайтесь!»

Это была станция Сура Пензенской области.

Всех согнали в церковь.

Нас затолкали аж под купол.

Мне запомнилось, что случилось такое – ваша мама держала вас на руках.

Хотела передвинуться на удобное место. Но споткнулась и свалилась вниз по лестнице.

Как вы с ней остались целы, непонятно.

Но раз мы с вами сидим и разговариваем, значит, это правда.

А после той церкви была двухмесячная одиссея через оренбургские степи.

И в конце которой семья Сорок оказалась в Удмуртии, а мы, Цимберги, совсем в другом месте.

Вот такая встреча с самим собой и с началом войны состоялась у меня недавно. Спасибо Софе Цимберг за память.

Леонид СОРОКА